ИОСИФ ЛИКСТАНОВ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

— И Мотю тоже положили в лазарет?

— А как же? Где мать, там и сынок…

— А какой он был?

— Спи, спи, Витя… Маленький он был… Ну, вот, в бескозырку спрятать можно. Один только зуб у парнишки и прорезался.

Не скоро вернулся «Коммунар» в Карповское. Побежал Костин-кок в лазарет, а там уже и забыли об его жене. Сиделка какая-то вспомнила: умерла жена Костина-кока, а ребёнка другая больная взяла. Выписалась эта добрая женщина из лазарета и унесла хлопчика Мотю, а куда — неизвестно. И вот уж сколько лет ищет Костин-кок сына: и объявления в газете давал, и в детские дома писал, а всё без толку. Исчез Мотя, будто его и не бывало…

Костин доехал с бронепоездом до Чёрного моря, с Чёрного моря вслед за Фёдором Степановичем прибыл на Балтику, забрался на блокшив, и пошла известная жизнь: «Бери ложку, бери бак; коли нету — беги так; кок из ложечки покормит, как малое дитя…»

Известная жизнь…

Кок наклонился над спящим юнгой. Витя тоже сирота. Узнал его Иона Осипыч совсем недавно, а привязался так, что Фёдор Степанович сердится, говорит, что кок портит Витьку. Так ведь понимать нужно: кок, может быть, ещё найдёт своего сына, а Витька своего отца уже не найдёт. Это точно. Минная смерть — крепкая. Кому вред, если старый кок маленько побалует сына своего покойного друга минёра Павла Лескова. Может, и о Мотьке так же заботится та неизвестная женщина. Всё может быть…

Виктор во сне озабоченно проговорил:

— Есть зарубить в памяти! Красные флажки… Рыжая команда, пусти! Рыжая команда!..

— Ну, поехал, — сказал Иона Осипыч, поправляя на мальчике одеяло.

Он притронулся губами к его лбу, надел бескозырку и хотел набить трубку, но вдруг погас свет.

— Эге! — сказал кок, вышел на улицу и оглянулся.

Ни одного огонька не было в окнах домов, ни одного пешехода не было на улице. Жизнь остановилась, город замер, тишина повисла над Кронштадтом, который полчаса назад был наполнен шумом, звуками музыки, песнями, смехом. Из-за угла показался морской патруль. Краснофлотцы с винтовками на ремне шагали вплотную к тротуару. Старшина остановил кока:

— Почему просрочили увольнение? Куда направляетесь?

— Пользуюсь увольнением до утра, — ответил Костин. — Возвращаюсь на минный блокшив.

— Не задерживайтесь.

— По какому случаю?

— Туча, туча, туча! — коротко пояснил старшина, и патруль скрылся в темноте.

Костин знал этот условный сигнал. «Туча, туча, туча!» — это значит: все по своим местам, механизмы и вооружение в полную готовность, потому что с минуты на минуту могут начаться манёвры флота и береговой обороны. На северо-востоке в ночном небе висело бледное широкое зарево. В нескольких десятках километров обычной жизнью жила столица революции — Ленинград. Её младший брат — Кронштадт — нёс вахту на подступах Ленинграда.

— Туча, туча, туча! — повторил кок. — Ну, в этом году манёвры начинаются рано…

«Он спит! Он спит!» — сообщили всему Кронштадту склянки Пароходного завода и удивлённо замолчали.

«А приказ? А приказ?» — не поверили им склянки базы плавучих средств.

«Странно… Странно…» — прохрипели склянки Главвоенпорта.

«Лентяй! Лентяй!» — тоненько засмеялись склянки службы связи. Затем склянки замолчали.

— Ой, как поздно! — испуганно вскрикнул Виктор и вскочил с койки.

Он наспех умылся и открыл окно. По небу, затянутому серым туманом, бежали рваные, торопливые тучи, в окно влетел холодный, сырой ветер, и мальчик услышал тишину. В Кронштадте было по-особому тихо, будто жизнь оставила его.

Виктор надел бушлатик и выбежал на улицу.

Она была пустынной. Только морской патруль мерно шагал возле тротуара. Патруль днём? — это удивительно. Пробежал какой-то озабоченный командир с противогазом через плечо. «Почему он противогаз надел?» — удивился Виктор. Он помчался по аллеям парка к воротам Усть-Рогатки, стараясь уловить шум пара, свисток буксира, отзвук людских голосов — хоть что-нибудь! Напрасно… Гавань молчала. Ни один краснофлотец не повстречался в парке. Бронзовый Пётр на высоком пьедестале, обнажив меч, стоял одинокий над военной гаванью, будто следил за чем-то очень важным.

Виктор миновал ворота, окинул взглядом Усть-Рогатку, протёр глаза, снова посмотрел и чуть не шлёпнулся на скамью у ворот… Дело в том, что флота в гавани не было. Исчезли все боевые корабли. У стенки стояла база плавучих средств да база подводных лодок… А где подводные лодки? Ещё вчера они лежали на своих накатах, как громадные рыбы, которым наскучила прохлада морских глубин, а сейчас — ни одной подлодки! Где эскадренные миноносцы, целая роща их стройных мачт, целая галерея орудий? А главное, где линейные корабли? Ещё вчера их мачты и трубы возвышались в самом конце Усть-Рогатки.

Глаза Виктора стали такими большими, что портовый сторож у ворот улыбнулся и спросил:

— Что потерял, молодой человек?

— А где… где флот? — спросил Виктор.

— Флот? — переспросил сторож. — Здравствуйте! Разве не знаешь, что ночью товарищ нарком приехал, взял все корабли в охапку и в море ушёл?

Так вот почему вчера так спешно грузились корабли! Теперь также понятно, почему вчера уволили на берег большой процент. Теперь всё понятно и всё безнадёжно.

— Неправда! — пробормотал Виктор.

— Не веришь, так пойди поищи! — Сторож засмеялся. — Не надо было от своего корабля отставать.

— Никто не отставал, — сердито ответил юнга. — Разве не видите, что я из бригады траления и заграждения!

— Ступай, ступай! — прикрикнул сторож. — Со мною спорить запрещено. Юнга, а не знаешь, что ночью был сигнал «Шторм, шторм, шторм!». Тральщики тоже ушли.

— Ну да, — упавшим голосом сказал Виктор, которому было обидно признаваться в своём невежестве. — Начался штормовой поход. Ещё вчера говорили, что барографы[32] покатились…

— Вот угадал! Какой штормовой поход? Сказано — салажонок, значит, салажонок и есть. Тактические занятия начались, вот что. Ну, а шторм своим порядком будет, этого не миновать. Нарком знает, когда в поход идти…

Тактические?! Значит, корабли надолго оставили гавань, все пути к флажкам отрезаны, и нет никакой возможности выполнить приказ командира. Вчера, обдумывая слова извинения, с которыми он должен был обратиться к краснофлотцу и вахтенному начальнику линкора, мальчик краснел от стыда и хотел каким-нибудь чудом избежать неприятного объяснения. Теперь, когда обстоятельства предоставили ему отсрочку, он готов был отдать всё на свете за встречу с чернобровым краснофлотцем.

«Ну как я вернусь на блокшив? — думал Виктор. — Фёдор Степанович скажет, что я проспал корабли».

Он побрёл по деревянному тротуару, поглядывая на воду. Маленькие мутные волны лопотали, разбиваясь о камни гранитной стенки: «Проспал, проспал, проспал!» На своём обычном месте стоял «Змей» — щеголеватое судёнышко, которое, казалось, только что вышло из рук маляров и полировщиков. Увидев его, Виктор отвернулся. Это сигнальщики «Змея» вчера сообщили на блокшив о случае во время погрузки…

Вдруг Виктор вздрогнул, остановился, прикусил от неожиданности кончик языка и просветлел. За причальной тумбой, свесив ноги со стенки, сидел мальчик в чёрной курточке и в серой кепке. Услышав шаги Виктора, он обернулся, и юнга увидел вздёрнутый нос, маленькие серые глаза, вихры рыжих волос, выбившихся из-под кепки, — словом, он увидел своего вчерашнего противника.

Это был он! Это был тот самый мальчик, из-за которого Виктор упустил возможность объясниться с чернобровым краснофлотцем.

Какое счастье! Юнга прищурился, прошёлся мимо своего врага и сразу нашёл, к чему придраться.

— Вот расселся! — сказал он, обращаясь к чугунной причальной тумбе. — Сидит сухопутная крыса на стенке, как рыболов, да ещё болтает ногами над водой. Видно, не научили его, как вести себя на стенке военной гавани.

Мальчик сделал вид, будто не слышит. Он взял камешек, размахнулся и швырнул его в воду. Это можно было расценить как желание избежать стычки, но можно было принять и как вызов. Виктор предпочёл последнее.

— Ноль внимания, фунт презрения, — сказал он, подмигивая причальной тумбе. — Гордятся, что уродились рыжие. Придётся протереть им глазки и накормить пылью.

Рыжий мальчик притворно зевнул и сделал такой жест, точно отогнал надоедливую муху. Виктор сжал кулаки и решил действовать напрямик.

— Рыжая команда! — крикнул он. — Принимай семафор: «Добро-Уж-Рцы-Аз-Како». Читай, если грамотный, ты, кепка!

— Дурак, — сказал мальчик не оборачиваясь. — Ты и есть дурак.

— Кто дурак? — спросил Виктор, радуясь правильному развёртыванию событий. — Я? А ну, повтори по-русски!

— А то кто ещё? Конечно, ты.